Маэстро

vitragyЯркий солнечный свет упал на стекла витража и преломился тысячью красок. Окна были огромны, во всю стену храма. Они светились. Стена раздробленного света. Внутри было тихо и прохладно. Пахло ладаном, на образах играл свет. В храме почти не было людей. Я люблю такую тишину. В ней как-то по-особенному думается. Одно дело служба, и совсем другое, когда ты словно в беседе с ликами. Во время служения всегда действо, хоры. А быть в храме, как сейчас, в тишине – это беседа с собой, соло.

Нам нужны паузы, в которых мы должны сонастроиться с внутренним ритмом. Жизнь – это непрерывный процесс, который преподносит нам событие за событием, а анализировать их мы уже, подчас, не успеваем. Нас несет поток – река жизни, в которой мы вроде бы живем и действуем самостоятельно. Не-е-ет, мы подчинены законам потока. Он подчиняет нас и со временем внешние силы столь настойчиво требуют от нас стиль и суть поступков, что в какой-то момент мы вдруг обнаруживаем, что стали не такими, какими когда-то собирались стать. Поток несёт нас, хоть мы и пытаемся как-то ему противостоять, поднимаем бунт и начинаем подгребать к берегу, но вдруг соображаем, что это – локомотив. И куда, под откос? И как к берегу, если это означает отстать, отказаться от единства со всеми, если жизнь и поток – синонимы? И что там, под берегом-откосом? Человек рожден для высокого, но будни, расчет, страх гонят его по накатанной.

Я сидел в храме бездумно. Была та редкая минута, когда можно было жить просто так, без спешки и суетных мыслей. Заиграл орган. Музыка была созвучна моему настроению, и я погрузился в мир звуков. Пришло ощущение, будто я оторвался от бренного и суетного и объединился с огромной стихией. Сначала медленно вплыл в нее, потом вознесся и омылся в чистых струях энергии. От меня, как короста, отпали уныние и страхи, напряженность и раздражения последних дней. Став чище и светлее, я наполнился ликованием и радостью. Я ощутил себя летящим и могучим, способным жить в других мирах и быть тоньше в своих проявлениях. Я ощутил в себе свет, и постепенно сам становился светом, наполняясь его мощью и силой. Моё тело, освобождённое от бренного, стало белым, как расплавленный металл...

Кончилась музыка. Какое-то время она еще жила во мне и в этом храме. Я открыл глаза. Храм был таким же, как и прежде, но уже иного качества. Он и всё пространство вокруг стало добрее и чище. Но не только внешнее, но и моё внутреннее стало каким-то иным, если раньше я ощущал, что я – это я, а вне меня весь остальной мир, то теперь пришло ощущение единства со всеми. Наверное, это ощущение можно назвать любовью. Потому что я любил всё вокруг себя: и эти стены, и эти своды, и эту щербинку на кирпиче кладки. Как тогда, молодым и юным, когда я разглядывал лицо своей любимой, мне нравилось в ней всё, и цвет прядей её волос, и веснушки, и изгиб её губ, и даже её голос и её милые мне привычки. Так и мир вокруг меня обрёл для меня некий новый цвет и состояние.

Скрипнули ступени. Сверху спускался маэстро. Он покашливал, направляясь к выходу. Мы встретились взглядами. Его глаза были глубокими и чистыми. Его взгляд не осуждал, а ободрял. Лёгкая добрая улыбка была на его лице. Мне так много хотелось ему сказать, но я не решался заговорить с ним. Имел ли я право обращаться к нему со своими вопросами? Но он сам подошел ко мне и что-то спросил. Знаете, бывает так, что тебе говорят одно, но за словами ты слышишь другое, вероятно и в этот раз случилось также. Впрочем, подходил ли он вообще ко мне? Может быть, нашего разговора и не было, и он причудился мне? Нет-нет, разговор был. В том смысле, что он-то мог и не подходить ко мне, но я-то отвечал тогда на вопросы, для меня этот диалог был и произошёл...

- Что несешь ты в себе?

- Грешен я! Ох, как грешен, отец.

- Не о том я. Все мы не без греха. Есть ли в тебе что-то кроме суеты, кроме этого сора будней? Да-да, я согласен, что человек рожден не для святости, для жизни. Для накопления своего опыта, для отдачи своего долга. Пусть даже каждый из нас ошибается и страдает от своих ошибок, но каждый должен и нести что-то. Есть ли что-нибудь такое в тебе? Твоё. Как глубок ты? Что можешь дать другим? Если есть и ты чувствуешь, что мир этот не совершенен, почему ничего не делаешь?

- Не знаю. Как сказать, что я глубок? Не знаю. Может что-то и есть...

- Во всех нас что-то есть. Порой в ребенке... Впрочем, мир ребенка огромен. Взрослый уже испорчен этим миром и он чаще становится тем, что другие ждут от него. Он мог бы что-то исправить, накопить в себе новое, но страх испортить о себе впечатление, останавливает его. Он инертен.

- Я понимаю, но не скажешь же: во мне НЕЧТО ЕСТЬ! Это идеология, плакат, а не истина, хотя может быть и правдива. Вы ж не об идеологии, надеюсь?

- Да, конечно. Есть? Отдавай. Не насаждай, не замалчивай, - отдавай. Отдавай, как лучшим друзьям. Жизнь нужно сыграть, как играют музыку, как пишут картины, стихи. Вот о чем я.

- Почему ты требуешь, чтобы я что-то имел, чтобы что-то делал, кто ты, в конце концов, чтобы требовать от меня?!

- Я не требую. Даже не уговариваю, я спрашиваю. Как спрашивают сигаретку на улицах. Я вижу, твой мир глубок и возвышен, но ты прячешь его. Когда-то я пришел в этот храм и на коленях плакал перед образами: Господи, ты видишь как мне тяжело в этом мире, как унижают, предают. А мне хотелось признания и мастерства, причем такого, какого нет ни у кого. Возвысится. Мне хотелось почитания, славы, но никогда прежде я не задумывался, что все, приходящие в храм, тоже что-то просят, но тут никто не поможет: ни им, ни мне. А как Господь может дать мне? Только через них, рядом со мной молящихся. У Господа нет других рук на земле. И я стал давать свой дар людям...

- Разве твой горький опыт не против твоих же слов? Да, я видел, как люди, проникнутые твоей музыкой ревут и стонут тут. А недавно я видел, как один юродивый упал здесь на грязный пол и, обхватив голову руками, валялся в слезах, познав мир твоих чувств. Познав твой мир. Твою силу... Но есть и обратная сторона у твоего возвышения – и в ней человек познает свою... низость. Как только замолкают последние аккорды, здесь, внизу, стоит рев. Они с твоей помощью познают глубины нечеловеческих чувств, они возносятся столь высоко, что начинают понимать, что они черви перед божественным, что они никогда не смогут вместить полностью, а тем более нести в себе твой мир. Они никогда не обретут той силы и той глубины, которую имеешь ты. И они презирают тебя. Их зависть готова растереть тебя в порошок. А ты зовешь меня наверх, к высокому, к органу... У меня нет слуха!

- Оставайся внизу. Думаешь ты первый? Нет, очередной. Думаешь таких как ты, пришедших в этот мир экскурсантами, мало? Ведь подняться, значит еще и нести. А это тяжело. Таких, вспорхнувших наверх, чтобы омыться божественными потоками, думаешь мало. Вспорхнули пустыми, пустыми сбежали. А надо нести, как пчела несёт мёд. Трутней-то, охо-хо-хо. А надо нести! Это и есть наш крест. В себе и для всех... Порой за всех. Ну, это не про тебя... Я стар уже. Мне все горестнее за трутней, мне жаль их. Тяжело, говоришь? Слуха нет? Но ты попробовал бы хоть раз. Подумай только, какая сила дается несущим! А завистливые плевки вслед? Что ж грустно. Но ты не прав. Если они и плачут и смеются – значит не все потеряно для них. Мозоли да коросту счищать с души – бо-о-о-льно, а то как же? Вот и сопротивляются. Еще презирают нас те, кто умер душой. Они не могут простить нам свой грех падения. Доселе им было легко и просто, пока не встретили действительно высокое, а встретив и познав в очередной раз всю глубину своего падения – воют. Они ж тогда не Христа распинали. Себя... Разве они тронули бы Христа, если бы Он был не по их душу? Но это касалось их, а как простить такое, когда наглядно показано, что истинно высокое не в их храмах?... Что ж, слуха нет? Оставайся внизу. Только тогда уж храм – это не для тебя.

В тот день я долго ходил по городу, но встречая что-то возвышенное – музыку ли, художественное полотно, словом то, что родилось в высоких сферах, начинал испытывать какое-то неудобство, дискомфорт. Всё, что было сделано высокими мастерами, становилось мне укором. И я понял, что это стыд, что это моя совесть заговорила во мне, которую я гоню от себя. Истинное творчество всегда отличается от ремесла и поделок. Оно может остановить даже бегущего и поразить своим величием. И когда начинаешь всматриваться, или вслушиваться, вдруг понимаешь, что ты словно встал на ступеньку и, как в детстве, увидал что-то такое, отчего ты даже остановил дыхание, ты прикоснулся к чуду. И, соприкасаясь с ним, ты тоже становишься его частью. Мне стало понятно почему так много вандалов, и почему они пытаются опошлить прекрасное. Таким образом они пытаются унизить высокое до своего уровня, даже ниже. Их любовь не идёт дальше любви к себе. А когда самость унижена – это больно.

Храм этот, как наваждение. Дошло до того, что я уже не могу думать ни о чем другом. Все другое потеряло смысл, значение. Я даже не знаю, что это за храм. Я вообще не понимаю, почему он все время оказывается передо мной... Но не в этом дело. Это МОЙ ХРАМ!

Легко сказать: «прожить жизнь, как пережить музыку». Но как? Музыка, мелодия, ритмика... как она приходит? Если писать картину, то понятно: вот она, натура, рисуй! А жизнь – это что, концерт для фортепиано с оркестром? Или просто живи и живи? Э-э-э-эх, да всё просто, не стоит заморачиваться, вот доживу до старости, всё исполню: построю дом, посажу дерево, выращу сына... а потом буду сидеть на лавочке, смотреть на детишек, радоваться или огорчаться... Нет, радоваться. Огорчаться-то чего? Дети – всегда радость, даже их вечно порванные штанишки и ободранные коленки – всегда волнующие хлопоты.

Буду как садовник в саду, на цветущий сад смотреть и радоваться. Что-то передать смогу... А кому нужны будут мои советы? Люди не любят советы. Им примеры нужны. Люди по большей части обезьяны, они подражать привыкли. То у них мода, то у них традиции, а еще есть такое глупое слово – «порядок», тот самый пресловутый «ordnung». Кто-то сделает не по правилам и смотрит по сторонам – не осудит ли кто? Чтобы сделать по-своему, нужна дерзость, а главное, надо очень хорошо знать то, что у тебя должно получиться в итоге. Летать мечтали все, но первым стал Икар. Аэропланы тоже делали все, кто только мог, но был первый авиаконструктор. И паровоз, и автомобиль, и космос кто-то открывал первым. И пока самолёт не полетел, а автомобиль не поднял пыль на дороге – никто им не помогал, никто не спешил им на помощь: зови не зови. Так было всегда: кто-то приходит, приносит в этот мир новое и очевидные преимущества этого нового становятся достоянием всех. Но во всех тех, кто стал первым, кто всегда чуточку впереди – есть что-то особое. Не от мира сего. А потом оно, пришедшее сюда из «не этого мира» становится нашим миром... Музыка сфер, как клокочущая энергия космоса, спускается в наш мир и становится реальностью. И, вероятно, надо быть частью того высокого, нести в себе «не этот мир», чтобы принять звуки и образы высоких миров.

Я опять сидел в Храме. Отупело глядя перед собой, я уже перестал понимать значение простых вещей. И тут я увидел девочку. Маленькая, щуплая. Светловолосая. Она была одета в простое платьеце, обута в легкие туфельки. В руках она несла сумку, ее шаги эхом отозвались от стен и купола. Девочка смотрела по сторонам, глаза её были широко распахнуты. В тоже время девочка была еще маленькой, ребенком, которую хотелось поддержать и ободрить.

Я улыбнулся ей. Встретившись с моей улыбкой, она стала увереннее.

Она поднялась к Маэстро.

Он играл, а она пела.

Орган звучал так, словно это был голос Храма. Голос девочки был необычайно чист. Могучие звуки органа оттеняли её высокий голос. Она словно чайка, а порой как легкая лодка скользила по высоким волнам и, едва касаясь поверхности, подчеркивала могучую силу океана.

Я забыл все. И себя тоже. Оказывается, слушая ее пение, я, незаметно для себя, поднимался по ступеням к ним. Когда они кончили петь, и Маэстро стал что-то говорить ей, шурша нотами и покашливая, я потихоньку, стараясь не скрипеть на ступенях, спустился вниз. Уже выходя из Храма, повстречал женщину, протиравшую пыль, и спросил:

-Что это за девочка, которая пела сейчас?

-А-а-а, - протянула она и улыбнулась, - это Наденька наша. Надежда. Что не слыхали раньше её? А-а-а, как поёт-то, а?

Что-то случилось. Со мной что-то произошло. Я понимал это. Наполненный чем-то новым, я бродил по городу, ожидая какого-то внутреннего оформления моих переживаний. Проносились машины, где-то ревела электричка, весело перекликались птицы. Я ничего не замечал...

Очнулся от боли в ноге. И тут увидел мальчишек, кидающих в меня камнями, и кричащих мне что-то оскорбительное. Поначалу я просто опешил, ведь мне казалось, что мир теперь гармоничен и прекрасен. Он чуден и наполнен высочайшим смыслом, так почему же они, эти дети, так агрессивны?

А, они, оказывается, по обычной детской проказе дразнились.

Я конфузливо улыбнулся им: а как же, ведь несмышлёные дети.

Но один из них побелел от гнева. Получалось, что своей улыбкой я возвысил себя в своей взрослости и смотрел на них снисходительно. Но он не искал моего снисхождения. Мое прощение было для него пощечиной. Схватив камень, он швырнул в меня. Камень летел прямо в меня. Камень прошлого. Обида давнего. И это не было игрой. На какой-то короткий миг во мне возникла борьба, желание отвернуться и одновременное понимание, что отворачиваться нельзя.

Я не отвернулся. Было больно. Мальчик напряженно глядел на меня. Скорее всего, ему тоже хотелось убежать, спрятаться, ведь он рассёк лицо взрослому человеку. Но и он понимал, что увиливать нельзя.

- Ты же ничего из себя не представляешь! – говорил его взгляд.

И он был прав.

Мы смотрели друг другу в упор и я не отворачивался. Позади нас, в глубине прошлого было что-то такое, что обязывало стоять и принимать долг прошлого. Как много надо было пережить, чтобы осознать один единый миг, за которым стояли тысячелетия.

И я пошел наверх. К Маэстро.

Движение духовного согласия и единения "Уральский магнит"

E-mail: post@uralmagnit.ru

Мы в соц. сетях:

ВКонтакте "Будущее зовёт"
ВКонтакте "Душевный разговор"
Одноклассники "Уральский магнит"
Rutube
YouTube
LiveJournal
Telegram

Информируем, что иностранное лицо, владеющее информационным ресурсом YouTube, является нарушителем законодательства Российской Федерации.

Где будет наше видео, когда заблокируют YouTube?
Всё постепенно переносится на российские сервера.
Куда? - Напишем на главной странице сайта

Беседы "Уральского магнита" уже на Одноклассниках:
https://ok.ru/group/58653589700707

 

Поиск по сайту

Статистика

Яндекс.Метрика

Друзья сайта

Мудрость Мираkuva bnТворческое объединение НАША ПЛАНЕТА
2018 Уральский магнит

Поиск по сайту