Еныб

На Лупье-реке, под урочищем Важгорт, есть холм. Он не такой уж и большой, но в этих местах - самая красивая и веселая высотка. С нее далеко видно округу.

Из-под холма родники бьют. Их три, и при каждом был колодец. Ключи из-под одного холма бьют, но в разных местах и в разные стороны текут. Вода чистейшая, с особым вкусом.

Название тому холму - Еныб, что значит Богово поле.

Почему его так именуют?

Мой дед до ста шести лет дожил, много повидал и об этом холме так рассказывал: «У Еныба стоял деревянный бог, мы ходили к нему молиться, как вы теперь - в церковь».

То изображение отец мой тоже знавал, а при мне его уже не было. Одни утверждали, что тот бог был вытесан из дерева, другие - что из камня. Где он теперь, куда его дели, я не слыхал. Возможно, когда появилась церковь, так туда унесли. Если же он был «важ ен» - чудской бог, так его спрятали где-то древние люди.

Во время последней войны старые люди еще ходили туда, только летом. Возьмут поесть и попить и пойдут на Еныб. А с какой целью - не знаю: или День пикапа справлять, или на поминки: около того места есть старый могильник - там чудские люди лежат.

Со всем скарбом под землю ушли

Древние люди жили в Кыдзыскуше и сами себя похоронили: вырыли ямы, поставили столбы, забрались в ямы со всем скарбом своим, скотом, да и обрушили на себя землю. То место старики называли Гажаыб - Веселое поле. Тут чучкие лежат.

Есть отдельные могилки, есть и общие. Старики указывали место, где лежат четыре брата: Чазь, Бач, Юкся и Пукся. На их могилах и трава не растет. Рядом с могилами стоят шесть берез и елей. Под этими деревьями поминки устраиваем, но не в семик, а в субботу -так, говорят, сами древние распорядились. Для поминального пирога рыбу ловят в речке Кыдзысе около урочища Каньявэр. Там пруд, а рыбы столько - больвейти!

Свадебная поэзия — изумительное явление русского фольклора. В ней нашли отражение многие стороны жизни народа, история семьи и брака. Но старинная крестьянская свадьба давно забыта. В памяти людей старшего поколения, живущих в глубинке, еще сохранились отдельные поэтические фрагменты, воспоминания об обрядовых действиях, смысл которых иногда трудно объяснить. Процесс забвения древнего свадебного обряда начался задолго до революции 1917 года. Он был связан с разрушением большой патриархальной семьи и с ломкой патриархальных отношений в деревне. Старинные свадебные песни переходили в другие песенные циклы и, трансформируясь, получали иное целевое назначение в народном быту, они превращались в игровые и хороводные песни. Фольклористы XIX века единодушно утверждали, что крестьянская свадебная поэзия исчезает, что приходится довольствоваться только обломками некогда великолепного художественного ансамбля.

Серьезный анализ свадебного обряда в Прикамье проводился на протяжении двадцати лет на основании этнографических данных собранных в Чердынском районе с 1947 по 1968 годы. Запись свадебных песен и обрядов именно в Чердыни не является случайностью. Чердынь, когда-то столица Велико-пермского княжества, Пермь Великая, колыбель освоения Урала и Сибири, богата не только археологическими памятниками, но и замечательными произведениями устной поэзии. До сих пор здесь сохранились в памяти народной многие жанры старого фольклора: сказки, песни, заговоры, календарная поэзия, народная драма. Устно-поэтические традиции здесь оказались намного сильней, нежели в других районах, чаще можно встретить талантливых сказителей, бережно сохраняющих поэтические традиции предков. Чердынская свадьба — это лучший вариант северной русской свадьбы, вариант очень полный, интересный и специфический.

Первая встреча с Суксуном состоялась у меня осенью 1988 года. Проехав на машине почти полпути до Екатеринбурга под проливным дождем мы искали место для остановки и отдыха водителя, как вдруг неожиданно из-за холма взгляду предстала чудесная картина – огромный пруд, а на берегу белоснежный терем с высоким малиновым флюгелем. Это был Суксун. Так и врезался с тех пор в память этот белый терем, словно корабль, величественно парящий над гладью воды, невесть какими судьбами очутившийся в уральской глубинке. Ведь он так разительно контрастировал с серым, взбухшим от дождя деревом одноэтажных деревянных домов и непроходимой грязью, в которую мы окунулись чуть не по колено, после того, как выйдя из машины, направились за продуктами в ближайший сельский магазин. После, когда мне рассказывали про Суксун, в памяти всегда всплывал этот сказочный образ белого терема. И было очень обидно, что так и не удалось побывать внутри здания. Хотя в то время в нем еще находилось заводоуправление и попасть туда просто так, проездом было бы довольно сложно. Во второй свой визит в Суксун я очень хотела посетить этот дом, так как знала, что там уже располагается музей. Но меня ждало большое разочарование, не успела разместиться у друзей, как все наперебой стали рассказывать, что чудного белого терема больше нет. Не далее чем месяц назад он сгорел дотла. Причем случилось все в считанные минуты, в здании проводили сварку, искра попала под пол, старое дерево полыхнуло мгновенно, едва усели спасти коллекцию музея и то не всю. Так что экскурсию пришлось совершать не в чудный терем, яркую грезу моей юности, а на его пепелище. Конечно, было очень грустно, что так и не довелось побывать в этом удивительном доме, вдохнуть его старинную атмосферу. И как бы дразня мои несбывшиеся мечты, все пепелище было усыпано полуобгоревшими открытками, на которых словно величественный белый корабль возвышался дом усадьбы Каменских на фоне яркой, весенней зелени. Как бы напоминая о себе, что он не сон, что он на самом деле здесь был и навсегда останется в моей памяти.

Раньше в нашей семье была замечательная традиция – отмечать День Знаний 1 сентября поездкой в какой-либо интересный уголок Пермского края с осмотром музея и других достопримечательностей. Так мы посетили Усолье, Чайковский, Суксун и множество других мест. 1 сентября 2000 года мы отметили поездкой в поселок Ильинский. Поездка оказалась очень плодотворной, направляясь в Ильинский, мы даже не предполагали, что узнаем столько интересного. Был теплый, солнечный день. Автобус выехал с автовокзала и на всем пути по городу нам встречались торжественно шествующие в школу первоклашки с букетами цветов, они направлялись открывать свои знания, а мы свои.

Дорога до Ильинского занимает 2 часа и до поворота на Хохловку была нам хорошо знакома. Потом, начиная от Васильевского, пошли пейзажи изумительной красоты: небольшие холмы с живописно разбросанными по склонам домами, желтые поля с недавно собранными стогами сена, озерца с плавающими белыми гусями. Ярко светившее солнце придавало еще больше радости поездке, а подсаживающиеся по пути школьники с букетами создавали ощущение праздника. Позже, я посмотрела по карте и поняла, что места там действительно необычные, ни в одной другой части Пермского края нет такой концентрации урочищ, как здесь, по дороге на Ильинский. Если провести прямую от станции Шабуничи до Ильинского, то на ней и вблизи окажется около десяти урочищ! Мы не знаем, следы какой культуры хранят эти урочища, то ли они остались от вогулов и зырян, то ли от легендарной чуди, большинство из них никогда не исследовалось археологами, лишь людская память дала им названия урочищ.

Свет в окне

Обычно домой я добираюсь автобусом. Но иногда тоска по простору и дорогам забьется в душу, и тянет меня к пешей ходьбе.

Вот и сегодня выхожу задолго до наступления сумерек. Но пока прохожу первые дачные участки, а затем окраиной аэродрома добираюсь до Коньшино, октябрьский день начинает медленно угасать. Запад все больше разгорается малиновым огнем. Солнце, притянутое землей, прячется за горизонт. Вот вспыхнули и зарозовели поля и деревья. Краски сиреневой зари ярко проступили в закатном небе, и на фоне этой чудной музыки нежных и спокойных цветов отчетливо выделяются тонкие ветви голых берез.

Неудержимо надвигающиеся сумерки все больше обостряют окрестные запахи. Тишина сгущается так, что ее можно слушать, словно музыку. Я дышу тишиной и воздухом, совсем не похожим на тот, которым приходится дышать в городе.

Дорога - словно сказочная живая вода, возвращает человеку молодость, обостряет радость жизни, бесследно поглощает все невзгоды и огорчения.

Половина пути пролетает незаметно. Вот узкая тропинка, гладкая и твердая словно асфальт, выводит меня к Отево. Розово-тревожные всполохи заката еще играют в крайних окнах домов, вспыхивая в глубине разноцветными огоньками. Но все быстрей тускнеют небесные краски. Настороженные ели впереди всё больше темнеют, а дальние леса и вовсе становятся непроглядными. Одолев крутой склон, оглядываюсь назад. Тьма, наконец поглотила окрестные дома, лишь холодно серебрится слева река да в одной из изб еще светится огонек в окне. Полный сердечной тревоги, он словно чей-то взгляд издалека. И этот говорящий взгляд, словно намекает мне: «Каждого из нас где-то ждут. За постоянной суетой дел и забот не нужно забывать об этом...».

 

Белая зыбка к реке побежала. (Гусь.)

Белая девица по ночам улыбается. (Луна.)

Без рук, без ног, а на кол лезет. (Хмель.)

Безрукий-безногий по огородам шарит. (Ветер.)

Безрукий-безногий горы ставит. (Метель.)

Безголовый, бескрылый над рекой летит. (Облако.)